НОВОСТИ ШОУ-БИЗНЕСА

 
Назад
Домашняя
Вверх
Далее
 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                 
   
МАНЬЯНИ АННА
(1908—1973)
Итальянская актриса. Искусство Маньяни, глубоко национальное как по характеру ее
героинь, так и по манере ее исполнения, раскрылось в фильмах: «Рим — открытый
город», «Мечты на дорогах», «Любовь», «Самая красивая», «Татуированная роза»
(премия «Оскар»), «Мама Рома» и др.
Анна Маньяни родилась 7 марта 1908 года в Риме. Отец неизвестен, мать работала
портнихой; после рождения дочери она вышла замуж за австрийца и уехала в Египет.
Анну воспитывали бабушка, тетки и дядя Она росла трудным, впечатлительным,
нервным ребенком. В девять лет ее отдали в колледж сестер-монахинь. Девочке там
не понравилось и ее вернули домой.
В январе 1927 года Анну без экзаменов приняли в римскую Академию драматического
искусства Элеоноры Дузе. Он попала на актерский курс, который вел Сильвио
д'Амико.
Училась Маньяни хорошо и после окончания Академии была принята в труппу
Никкодеми — Вергани — Чимара. И началась ее жизнь в искусстве: «роли субреток,
со скоростью молний пробегающих по сцене со словами: «Кушать подано». Отчаяние,
приступы хандры, слезы унижения». В 1928 году труппа должна была отправиться на
гастроли в Аргентину. Но этот год принес одни разочарования. Карло Дзек-ки,
талантливый итальянский пианист, за которого Анна собиралась выйти замуж, попал
в автомобильную катастрофу. Труппа Никкодеми распалась. И самый большой удар —
смерть бабушки, единственного по-настоящему близкого ей человека.
Анна поступает в труппу Антонио Гандузио, знаменитого постановщика ревю.
Гандузио ввел ее в мир кино — в 1934 году Маньяни дебютировала в эпизодической
роли в картине «Слепая из Сор-ренто».

3 октября 1935 года происходит очень важное событие в ее жизни, она выходит
замуж за Гоффредо Алессандрини, известного режиссера, блестящего красавца, в
которого Анна влюбилась с первого взгляда.
Она наслаждалась своим новым положением, домом и почти не работала, «потому что
была женой своего мужа, а быть одновременно женой и актрисой не умела».
Единственная полноценная роль Маньяни в это время — роковая женщина в
детективной пьесе «Маскарад Сан Сильвестро», поставленной труппой де Рего.
Но Алессандрини уходит к другой. Анна пытается найти утешение в работе. В самом
центре Рима Антон Джулио Брагалья открывает маленький «Театр дельи арти», в
котором Маньяни с успехом играет главные роли в «Окаменевшем лесу» Шервуда и в
«Анне Кристи» О'Нила.
Кино ей нравилось. Но пока Маньяни доставались эпизодические, характерные роли.
Федор Оцеп, снимавший ее в картине «Княжна Тараканова» (1938), постоянно
твердил: «Нет, с таким лицом не быть тебе киноактрисой. Посмотри только на свой
нос! И свет на твое лицо не ложится: ты вся кривая, асимметричная!» Анна знала
это, но не падала духом.
Истинный триумф, популярность у народа принес ей сезон на эстраде, который она
отыграла в труппе Гандузио в паре с известным комиком Тото. Именно здесь, в
ревю, рождался тот образ народной героини, воплощенный ею вскоре на экране,
«медузы», как назовут впоследствии ее внешность кинокритики.
И именно ее, Маньяни, собирался Висконти снять в своем первом фильме, знаменитой
«Одержимости», но не снял, потому что она в ту пору ждала ребенка. 23 октября
1942 года у Анны родился сын Лука. Когда в конце войны Висконти преследовали
фашисты, Маньяни прятала его в своем доме — тряслась от страха, как она честно
признавалась, но прятала.
В 1943—1944 годах Маньяни сыграла сразу в шести картинах, среди которых следует
отметить «Кампо ди фьори» М. Боннара и «Последняя карусель» М. Маттоли.
18 февраля 1944 года Маньяни и Тото играли в новом ревю «Что ты вбила себе в
голову». А после того как американцы вошли в Рим, Маньяни пела сатирические
куплеты в скетче. Пародии целиком держались на комедийном таланте Маньяни, ее
виртуозных импровизациях и гэгах. Публика восторженно принимала актрису. Сбылась
мечта Анны: она стала любимицей итальянцев, ее прозвали Наннареллой.
...Однажды к Маньяни пришел обаятельный молодой человек и представился: Роберто
Росселлини. Он предложил ей главную женскую роль в фильме «Рим — открытый
город», который стал знаменем неореализма. С этого же времени началась их
любовная связь, длившаяся несколько лет и кончившаяся так же печально, как
кончались все романы Маньяни. '
Анна сыграла роль Пины, невесты рабочего Франческо. Пина стала символом народа,
борющегося с фашизмом. Во время съемок Маньяни рассталась с отцом своего
трехлетнего больного полиомиелитом сына. Ее маленький Лука на всю жизнь остался
калекой. А возлюбленный уехал тайно, не предупредив и не попрощавшись.
В фильме Пина бежит за грузовиком, в котором фашисты увозят Франческо. После
выстрела фашиста Анна должна была упасть. Серджио Амидеи, один из сценаристов
фильма, предлагал Росселлини натянуть веревку, чтобы падение получилось
естественнее Маньяни спокойно возразила ему: «Не беспокойся, я упаду так, что ты
будешь доволен». И она упала так, что этот кадр вошел в
историю мирового кино. В трагические глаза Пины нельзя смотреть без волнения и
боли, потому что это глаза страдающей Анны Маньяни.
«Рим — открытый город» имел феноменальный зрительский успех и выдвинул Анну
Маньяни в ряды мировых звезд. На период, начавшийся с «Рима...» и закончившийся
еще одним шедевром — «Самой красивой» Висконти, приходится расцвет ее
творчества. За шесть лет Маньяни сыграла в пятнадцати картинах, достигла вершин
мастерства и творческой зрелости. «Бандит» А. Латтуады, «Депутатка Анджелина» Л.
Дзампы, трагикомедия «Мечты на дорогах» М. Ка-мерини стали заметными
произведениями неореализма.
Росселини снял Маньяни в фильме «Любовь» (1948), составленном из двух эпизодов.
В первом, называвшемся «Чудо», она сыграла деревенскую дурочку, забеременевшую
от бродяги, которого она посчитала святым (роль бродяги исполнял Федерико
Феллини, это была их первая и последняя творческая встреча). Во втором —героиню
знаменитой мелодрамы Кокто «Человеческий голос». После того как Маньяни
рассталась с Росселини, для нее начался длинный мучительный период безвременья.
В 1951 году Висконти предложил ей роль в «Самой красивой», и этот фильм стал
настоящим бенефисом Маньяни. Только она с ее уникальным талантом трагической и
комедийной актрисы могла проиграть все те разнообразные значения, которые были
заложены в образе Маддалены Чеккони, простой женщины, решившей пристроить свою
шестилетнюю дочку в кино.
Затем Висконти снимает Маньяни в одной из новелл фильма «Мы — женщины». Эта
новелла, как символ веселого лика Рима с его шумом и суетой, традиционным
«итальянским беспорядком», навсегда останется в памяти зрителей.
Жан Ренуар в книге воспоминаний «Моя жизнь и мои фильмы» подмечает две стороны
таланта актрисы: «реализм, позволяющий ей создавать народные образы с
поразительной трагической выразительностью, и врожденное благородство,
аристократизм, благодаря которым она во дворце выглядит так же естественно, как
и на грубо сколоченных подмостках провинциального театрика».
В начале 1950-х Анна Маньяни — одна из самых ярких звезд мирового кино, однако
снимается все реже. Ролей для нее нет, а идти на компромисс она не согласна.
Отчаявшись, Маньяни даже решилась поехать в Америку, приняв несколько выгодных
приглашений, исходящих от Голливуда.
За океаном она снялась в трех фильмах — «Татуированная роза» Д. Манна (1955),
«Дикий ветер» Д. Кьюкора (1958), «Из породы беглецов» С. Люмета (1960).
За роль Серафины в «Татуированной розе» Маньяни получила премию «Оскар». Впервые
за тридцатилетнюю историю существования этой высшей кинематографической награды
в Америке она вручалась иностранной актрисе. Любопытно, что на эту роль Маньяни
пригласил сам драматург Теннесси Уильяме, автор пьесы «Татуированная роза». «Имя
Анны Маньяни, — писал Уильяме, — вызывало у меня чувство восторженного
восхищения». Драматург собственноручно заготовил такой вариант сценария, в
котором текст с одной стороны был написан по-английски, а с другой — по-
итальянски.
Анна Маньяни и Берт Ланкастер блистательно разыграли трагикомическую историю
любви двух немолодых людей. Ланкастер говорил в восхищении: «Это лучшая актриса,
с которой мне когда-либо доводилось работать, это редчайшая женщина, удивительно
яркая личность».
На съемочной площадке Маньяни встретилась с прекрасными партнерами — Э. Куином в
«Диком ветре» и М. Брандо в фильме «Из породы беглецов» — и
подружилась с ними на долгие годы. Но несмотря на это, работа не приносила
радости, Анна тосковала по дому.
По возвращении в Рим Маньяни практически не появляется на экранах. «Одиночество,
пожалуй, любит меня больше, чем я его», — жаловалась она. Только близкие друзья
могли видеть ее веселой, остроумной, великолепной мистифика-торшей, равной
которой по части розыгрышей не было во всем Риме. Но чаще она проводила время в
своем доме, в окружении многочисленных собак и кошек. Ночами она любила бродить
по римским улочкам, кормить бездомных животных.
Пять лет не снималась Маньяни в Италии, прежде чем получила роль монахини в
фильме «Сестра Летиция» М. Камерини. Мелодраматическая история о том, как
монахиня привязывается к младенцу из приюта и как в ней просыпается запретное
чувство материнства, была не лучшей работой актрисы. Как член жюри Венецианского
фестиваля 1956 года Висконти отдал свой голос Марии Шелл. Маньяни обиделась на
мэтра. Так произошла ее эпохальная ссора с любимым режиссером. Только через
двенадцать лет, случайно встретив Висконти в магазине, Маньяни сама бросилась к
нему: «Ну, Лукино, брось, ладно уж тебе...»
В 1958 году в фильме «Ад в городе» Р. Кастеллани встретились две кинозвезды —
Анна Маньяни и Джульетта Мазина. Однако соседство двух актрис первой величины,
как писала пресса, превратилось в сущий «ад на съемочной площадке». Роль Маньяни
не была центральной, поэтому она потребовала внести изменения в сценарий, чтобы
уравнять по объему обе роли. В результате Маньяни, создавшая незаурядный,
сильный, глубоко трагический женский характер, затмила Мазину.
Летом 1960 года она снова снималась со своим старым другом Тото. Однако фильм не
получился. Маньяни была раздосадована. «На кого же падает вина, — говорила
актриса. — На меня. Никто никогда не обвинял Марлона Брандо за то, что он снялся
в плохом фильме. Но все обвиняют Маньяни, если фильм с ее участием терпит
фиаско».
Боготворил Маньяни и Пазолини, она была для него великой актрисой неореализма,
настоящей римлянкой. Роль Мамы Ромы из одноименного фильма писалась специально
для нее. Желание работать с Пазолини было столь велико, что Маньяни согласилась
на 30 процентов своего обычного гонорара.
Увы, зритель смотрел картину плохо, критика тоже поначалу не приняла новой
эстетики Пазолини. И Маньяни, создав образ, вскоре ставший классическим,
хрестоматийным для итальянского кино, возвращается в театр.
Франко Дзеффирелли, художник, режиссер, предлагает ей одну из лучших женских
ролей мирового репертуара — Пину из «Волчицы» Д. Верги. «Волчица» —это текст,
написанный целиком для Маньяни, — говорил Дзеффирелли. — И спектакль почти
целиком строился на ней <...> Нервы ее напряжены до предела, она каждую минуту
готова взорваться. Может быть, это тоже делает ее великой актрисой, одной из
самых великих актрис нашего времени». Театр вернул ей веру в себя, она вновь
завоёвывала зрителей во многих странах мира. В Риме знали и любили ее, как знают
и любят только «своих». Все знали в лицо ее сына Луку, красивого мрачного юношу
на костылях. Всем был известен ее дом, старинный княжеский дворец Альтьери.
Маньяни, озабоченная будущим (ничто ее так не пугало, как перспектива нищей
старости), скопила к концу жизни неплохой капитал — она играла на бирже, сдавала
квартиры в многочисленных, принадлежавших ей в Риме Домах.

Успех на подмостках сцены, восторженный прием, который она встречала во время
продолжительных гастролей по Европе, придавали ей силы. Лишь дважды она уступала
настойчивым просьбам режиссеров, и дважды ее постигали неудачи. Это фильмы С.
Крамера «Тайна Санта-Виттории» (1968) и К. Отан-Лара «Кубышка Жозефы» (1968).
Наконец Альфредо Джанетти удалось уговорить ее сыграть в телецикле «Три
женщины». По его замыслу, в судьбах этих женщин должна была отразиться
итальянская история последних ста лет. В Италии демонстрация первого фильма
цикла — «Певица» — вызвала буквально бурю. Собственно, сюжет был незамысловат.
Закатившаяся опереточная звезда Флора Торес приезжает на передовую. Она должна
исполнить бравурные марши. Но, неожиданно для себя, вдруг запевает тихую
неаполитанскую песенку, в которой чувства любви к родной земле больше, чем в
любом марше. В финале новеллы Флора Торес гибнет, прикрывая собой мальчишку-
солдата.
Актриса снова была на подъеме. Но злокачественная опухоль уже подтачивала ее
здороьве. Операция, проведенная в одной из клиник Рима, оказалась неудачной.
Когда наступали краткие мгновения облегчения, Анна вспоминала о последней своей
работе — фильме «1870». Она не дождалась премьеры всего несколько минут. По
окончании картины диктор сообщил о кончине актрисы.
В день похорон Маньяни (27 сентября 1973 года) все учреждения в Риме были
закрыты, никто не работал. Площадь перед церковью «Санта Мария со-пра Минерва»,
где прямо на полу, без катафалка (по обычаю, принятому у римской знати), стоял
гроб с ее телом, была запружена народом.
И когда гроб выносили из церкви и он поплыл над головами толпы, площадь
взорвалась аплодисментами.
Тело Маньяни несли, а расступающаяся толпа все аплодировала и аплодировала —
последнему ее выходу. Рим прощался со своей любимицей.
Трижды снялась Анна Маньяни в картинах, в названии которых было слово Рим. «Ты —
это Рим, — говорил ей Феллини. — В тебе есть что-то материнское, скорбное,
мифологическое, разрушенное...»

 

 

 

 

 

 

 

 

    © 2008
     
Hosted by uCoz